=)

[Akhmin]

Про сегодня.

Пришел с работы вовремя(!), в том плане, что переступил порог и проголодался. Отпустили раньше, т.к. всю свою бумажную волокиту протащил на ура. Ну и бред же пишут уважаемые граждане обратившиеся, а предприниматели - так вообще пафосное *ыдло! Поржал, да. Ведомства посылают друг другу документы сомнительного содержания, вот и думай потом, кого поставить исполнителем и как сиё отписать. =__="
Сегодня нас было трое в приемной. Вышла девушка с больничного - Ирина. Волчица, блин. Так же на запах. Первым делом, что мы сделали - принюхались друг к другу. Она уже взрослый сформированный дуализированный Нап-о-волк. Своих чую, да. =.=
Йа в цветнике, кругом красивые девушки, да и забегают "на согласование" тоже весьма вкусные и разные, глаз прямо радуется. А официальный стиль и дресс-код, так вообще заставляет меня облизываться.
И да, о приятном, с заврашнего дня - йа официальный сотрудник нашего Правительства в должности старшего секретаря приемной.
Придя домой, обнаружил котенка, ползущего по полу и мявкающего весьма громко. Это кошка свалила отдыхать, а малому кушать-то хочется.
А по запахам - красота, тишь да гладь. Вот и замечательно, могу удалиться восвояси. Надо что-то полезное сотворить. Расчет к примеру, а то обленился совсем.
И да, бабушка очень быстро стареет, будто догорает. Это очень печально. Эх, понимаю, что приходит время, а грусть берет, что хоть вой. И запах.. Не важно. Не хочу об этом думать.
Аня дала почитать Бойцовский клуб на английском, вот, гляну на ночь. Мне эту книгу так рекомендовали, что заинтересовался. Проставился сегодня пастилой и чаем. Заявили, чтобы завтра йа принес свою чашку, ибо стал частью стаи-команды. Приятно.

Comments

ибо стал частью стаи

так и сказали?

[Akhmin]

Schorn.,
Ирина - волчица не только на словах. Помнишь - десницу короля - в десятку про неё. А "король", наша начальница тоже шикарный женщин.

Akhmin, и таки почитай Дом. В добавок ко всему.
Слепой сидел на корточках под его дверью, выводя пальцем на паркете невидимые круги. Длинные черные волосы падали на лицо. Из дырок на джинсах торчали колени. На звук шагов он поднял голову — тощий, с бесцветными глазами, безликий и безвозрастный, как бродяга, не помнящий даты своего рожденья. Вставая, стремительно помолодел, а навстречу Ральфу выпрямился совсем мальчишкой.
В сумраке коридора любой, кроме Ральфа, счел бы это обманом зрения, наваждением, которое рассеялось, стоило к нему приблизиться.
— Здравствуй, — сказал Ральф, открывая дверь.
— Здравствуйте.
Ральф пропустил его вперед и вошел следом.
Слепой замер в дверях. Ральф ощутил невольное желание взять его за руку и подвести к стулу или к дивану. Слепой, беспомощный на чужой территории, свитер велик, рукава сползают до самых пальцев, и эти дырки на коленях… Он прикрыл глаза, стряхивая навязанный ему образ. Идиот! Перед тобой хозяин Дома! Ральф подошел к окну, бросив через плечо:
— Садись.
В ту же секунду он обернулся, сам не зная, что ожидает увидеть: поиск, беспомощность, нашаривание в пустоте осязаемых предметов или, наоборот, уверенность, стремительность и быстроту, хотя Ральф не удивился бы, если бы Слепой не двинулся с места или, запинаясь, попросил его о помощи. Но Слепой сел там, где стоял — у порога, скрестив ноги и спрятав ладони под мышки.
— Так мне тебя не видно, — сказал Ральф, вороша разложенные на диване вещи в поисках сигарет: — Только пробор. Сколько волос попадает к тебе в тарелку с каждым обедом?
— Я не считал, — отозвался Слепой. — Это важно?
— Это неопрятно, — Ральф нашел сигареты, закурил, и сел на диван.
Курил он молча, давая Слепому время освоиться. Или понервничать. Слепой сидел неподвижно, и видно было, что сидеть он так может до бесконечности. Давай поиграем в эту игру… Единственное, что мешало Ральфу — сигарета, в остальном он окаменел настолько же, насколько окаменел Слепой. Только пепел, нараставший на кончике сигареты, мешал ему исчезнуть окончательно. Слепому не мешал никакой пепел. Болотного цвета свитер, сквозь вязку которого просвечивала кожа, обернулся высохшей чешуей, глаза прикрыли синеватые веки, Слепой исчез, и Ральфу почудилось, что он сидит перед застывшей рептилией, которая впрочем вполне могла оказаться сучком причудливой формы, или даже тенью от сучка. Чем бы это ни было, оставаться в неподвижности оно умело очень долго. У Ральфа никогда не хватало терпения выяснить насколько.
— Расскажи, что случилось с Волком. И как это произошло.
Слепой, немедленно восстановил облик мальчишки и с готовностью подался вперед:
— Он не проснулся. Никто не знает почему.
Ральф посмотрел на свою сигарету, вернее, на фильтр, чудом удерживавший столбик пепла.
— И это все? Еще раз, пожалуйста. Подробнее.
Слепой покачал головой.
— Мы спали, — сказал он. — Утром все проснулись, а он — нет. Накануне он вел себя, как обычно, и ни на что не жаловался.
Ральф попробовал представить.
Слепой не врал, но неправильность в его словах была сродни лжи. Ральф достаточно хорошо знал о связи, существовавшей между ними — это было то, что делало их стаями, то, что пригнало третью к дверям лазарета, когда умер Тень. Почему именно в тот вечер и в тот час они пришли туда все, даже тупоголовые Логи? Было ли это похоже на звон колокола, слышный только им? Он видел такое не раз: скорчившиеся фигуры у стен Могильника не курили и не разговаривали, просто сидели неподвижно. Это не было прощанием, скорее, участием в том, что происходило там, куда они не могли попасть. Могли ли они, чующие смерть сквозь стены, не услышать ее в своей спальне? Не проснуться, когда умирал один из них?
— В двух шагах от вас умирал человек, и вы ничего не почувствовали? Вас ничто не встревожило?
— Там не было и двух шагов, — возразил Слепой. — И мы бы не спали, если бы что-то почувствовали.
— Понятно, — Ральф встал. — Как ты думаешь, зачем я позвал тебя? Любой из твоей группы мог бы рассказать мне то же самое. Если собираешься продолжать в том же духе, дверь у тебя за спиной.
Слепой сгорбился сильнее:
— Как я должен говорить? В каком духе? Что вы хотите услышать?
— Я хочу услышать, что ты, вожак, можешь сказать о члене твоей стаи, который однажды не проснулся. Если я не ошибаюсь, именно ты отвечаешь за то, чтобы они просыпались по утрам.
— Сильно сказано, — прошептал Слепой. — Я не могу отвечать за все, что с ними может произойти.
— Знать, отчего это произошло, ты тоже не обязан?
Слепой промолчал. Ральф встал с дивана. Стоило ему приблизиться, как в позе Слепого появилась обманчивая расслабленность. Знакомая реакция. Милые детки Дома… Именно так многие из них реагируют на приближение опасности. И именно тогда с ними надо быть настороже. Слепой расслабился, но глаза — прозрачные лужицы, удерживаемые ресницами на бледной коже — замерзли, превратившись в лед. Стылый, змеиный взгляд. Слепой не умел его прятать.
— Если хочешь выглядеть безобидно, носи очки, — неожиданно для себя посоветовал Ральф.
— Это нервирует стаю, — с сожалением ответил Слепой. — Особенно Сфинкса. Не могу с ним не считаться.
— А что он думает о смерти Волка?
— Он старается о ней не думать.
— Если я не ошибаюсь, он был очень привязан к нему?
Слепой неприятно засмеялся:
— Как вы странно говорите… Привязан. Чем-то вроде стального троса, толщиной с меня.
— Куда же этот трос делся в ту ночь?
— Не знаю. И не собираюсь об этом спрашивать.
— У тебя крепкий сон? Ты не проснешься, если рядом кто-то застонет?
По лицу Слепого скользнула злость — и тут же исчезла.
— Я проснусь, даже если рядом пискнет мышь. Волк не стонал. Он вообще не издавал никаких звуков. Он сам не успел понять…
— Ах, вот как! — выпрямился Ральф. — Интересно ты заговорил. Откуда тебе знать, что он успел и чего не успел? Ведь, когда это произошло, вы всей стаей дружно спали.
— Я знаю. Он тоже спал. Иначе его лицо не было бы таким спокойным. Его страх разбудил бы нас. Это, наверное, была самая спокойная смерть за всю историю Дома.
— Если бы на месте Волка был Сфинкс, а я рассказал бы тебе о его смерти теми же словами, какими ты рассказал мне сейчас о Волке, ты удовлетворился бы моим объяснением?
Слепой чуть помедлил с ответом.
— Не знаю. Вы слишком многого от меня хотите.
— Ты рад, что он умер?
Этого не следовало говорить — Ральф понял это сразу, но было уже поздно.
— А вам не кажется… — пару секунд Ральфу казалось только, что сейчас в него плюнут ядом. — Вам не кажется, что некоторые мои чувства вас не касаются? Что я чувствую, когда умирает кто-то из моей стаи, — это мое дело. Вам так не кажется?
Слепой вдруг закрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то, что было слышно только ему и резко сменил тон:
— Простите. Я не хотел вас обидеть. Если вы спрашиваете, значит вам это нужно. — И заставляя себя — Ральф уловил эту заданность, принуждение, словно Слепой вдруг решил перед ним раздеться — добавил:
— Я не был рад. Но никого другого я бы на него не обменял. Ни одного из них. Если вас это интересует. Если, говоря о моей радости, вы это имели в виду. Я непричастен к его смерти, если вы имели в виду это. А если вы имели в виду мою к нему нелюбовь — то это правда. Я не любил его. Как и он меня. Иногда мне и в самом деле казалось, что я бы обрадовался, если…
— Хватит! — перебил его Ральф. — Извини. Я был нетактичен.
Слепой обнимал себя за плечи. Глядя на него, Ральф не мог отделаться от ощущения, что видит заживо содранную кожу, распоротую оболочку защитного панциря. Чем бы это ни было на самом деле, Слепой сотворил это с собой сам.
— Ладно, — сказал Ральф. — Твоя откровенность хуже молчания. Если я спрошу тебя о Помпее, ты, конечно, скажешь, что не вправе говорить о делах шестой?
Слепой кивнул:
— Так и есть.
— И отчего умер Помпей, тоже не имеешь понятия.
— Имею. Но сказать не могу.
Ральф вздохнул:
— Хорошо. Как ты думаешь, зачем я вызываю к себе вожаков, когда хочу что-то выяснить? Чтобы послушать, как они отделываются от меня общими фразами? Ты свободен. Можешь идти.
Слепой встал:
— Вы забыли спросить еще об одном человеке.
— Я не забыл. Просто мне не нравится наш разговор. И я не хочу его продолжать. Уходи.
Слепой не ушел. На его лице появилось выражение озабоченности, как будто ему предстояло решить непосильную задачу, с которой он не надеялся справиться.
«Вот, — с облегчением подумал Ральф. — Это будет просьба. Сейчас я узнаю, ради чего Слепой способен вылезти из собственной шкуры».
— О чем ты хочешь попросить?
— О Лорде. Узнайте о нем что-нибудь. Уже месяц, как его забрали, и мы ничего не знаем. Где он и как ему живется.
Ральф молчал, скрывая недоумение. Замазанные клички на стенах, розданные вещи, поминальный плач — это он видел и слышал, об этом он знал. Покинувшие Дом были частью этого знания, одной из тех деталей, в которых он не сомневался. Просьба Слепого — о том, кто должен был перестать для них существовать с той минуты, как его увезли из Дома — отметала это знание.
Слепой терпеливо ждал. Сигарета обожгла Ральфу пальцы.
— Ты свободен, — повторил он. — Можешь идти.
— Как насчет Лорда?
— Я сказал, что ты можешь идти.
Лицо Слепого застыло. Он отворил дверь и исчез. Ральф не услышал ничего. Слепой ходил бесшумно.
Ральф стоял, глядя на застекленное окошко в двери. Буква «Р», перевернутая задом наперед, почти невидимая, просачивалась в комнату, запугивая и предупреждая, напоминая о том, что он всего лишь часть Дома.
Может, для этого я и вернулся. Чтобы узнать об одном из них, оказавшемся там, куда им нет доступа. Чтобы принести им ответ… Они ждали меня…

[Akhmin]

Schorn.,
Эмоциональная штука, согласен.